Как болеют мужчины

И почему так болеть не нужно.

24.01.20 — Статьи

Мужчины болеют хуже женщин. Глупо болеют. Нерационально. Всем было бы легче, если бы мужчина был повнимательнее к своим симптомам, если бы поменьше терпел и если бы жаловался, когда ему плохо. Но даже у самого тихого очкарика где-то в глубине души зашита эта модель поведения охотника и воина, который либо всегда полон сил, несмотря на раны, либо умер, а мертвые сраму не имут. Мужчин, которые относятся к своему здоровью разумно и внимательно, мы называем нытиками и истеричками.

Я пинаю колесо

Я пинаю колесо. Как та блондинка из мачистского анекдота, у которой сломалась машина, а она до бесконечности протирала лобовое стекло и пинала покрышку в надежде, что от этого машина сама собой починится. Я могу смеяться над этим анекдотом, но я и сам пинаю колесо. Если у меня барахлит что-то в машине, я понимаю, что поломка не починится без вмешательства механика. Если барахлит что-то в организме, я надеюсь — пройдет само.

Примерно год назад у меня резко ухудшилось зрение. С подросткового возраста была близорукость минус два на обоих глазах. А тут вдруг левый глаз принялся видеть все хуже и хуже. Минус три, минус пять, минус восемь. Полгода примерно я поминутно протирал очки, закапывал в глаза бессмысленные капли и каждые пару месяцев заезжал в оптику, чтобы поставить в очки стекло со все большими диоптриями. Впрочем, даже сильная линза не помогала. Изображение двоилось, троилось, пятерилось. Светофор на ночной дороге выглядел не красным кружком, а аленьким цветочком с пятью лепестками. Это было опасно в конце концов. На заднем сидении дети. Но я полгода продолжал протирать очки, закапывать капли и менять в очках стекла.

Наконец я пошел к врачу и получил диагноз катаракта. Катаракта легко лечится. Простая операция с почти стопроцентным успешным результатом. Грубо говоря, в глаз колют иголкой, вытаскивают помутневший хрусталик и сквозь ту же иголку вставляют на его место хрусталик искусственный. Операция длится пятнадцать минут, не требует никакого наркоза и стопроцентное зрение возвращается к пациенту в тот же день.

И я не боюсь иголок, не боюсь операционных и не боюсь хирургов. По крайней мере я так думал до тех пор, пока не обнаружил, что еще полгода с момента получения диагноза продолжаю поминутно протирать очки, закапывать в глаза бессмысленные капли и менять линзы. А оперироваться не иду. Сейчас, когда я пишу эти строки, операция назначена. Осталось три дня. Надеюсь, когда вы будете эти строки читать, я уже смогу видеть отлично левым глазом.

Но почему я тянул целый год? Никакого объяснения, кроме «Панюшкин, ты идиот», я не нахожу. Где-то в глубине души сидит у меня Соколиный Глаз из книжек Фенимора Купера. И как-то подсознательно я не позволяю себе признаться, что почти ослеп на один глаз.

Красное вино и красное мясо

Я довольно много знаю про медицину. Двадцать лет пишу про нее профессионально. Я знаю значительно, значительно больше среднестатистического человека без медицинского образования. И десять лет назад я знал, что мне было сорок. Я понимал, что пол, возраст и образ жизни помещают меня в группу риска по сердечно-сосудистым заболеваниям. Я испытывал головокружения, у меня довольно часто болел затылок. И рожа у меня была, как правило, красная. Но я не предпринимал никаких мер.

Однажды на трассе, на скорости примерно километров 120 в час я почувствовал страх в груди. Не знаю, как описать это чувство лучше. Не больно в груди, а страшно. С каждой секундой страх возрастает и не то, чтобы кажется, будто вот-вот умрешь, а буквально переживаешь умирание.

Остатки мужества я употребил на то, чтобы взять себя в руки. Это такой мужской способ самолечения. В любом случае — возьми себя в руки. Руку сломал и то — возьми себя в руки. Я припарковался на обочине и позвонил своему другу профессору.

— Профессор, чет я умираю.
— Ты где?
— На шоссе Москва Рязань, километрах в ста.
— Опиши, что ты чувствуешь?
— Страх в груди.
— Аптечка есть?
— Кажется есть.

Тут я услышал в трубке, как жена профессора выговаривала ему, что он, дескать, прервал какой-то важный разговор с нею и лечит меня по телефону, вместо того, чтобы посоветовать мне вызвать скорую. «Почему, когда я жалуюсь на боль в груди, — сетовала жена моего друга, — ты никогда не относишься всерьез, а когда Валера звонит, ты все бросаешь и спасаешь его по телефону?»

— Потому что тебе тридцать пять лет и ты женщина, а ему сорок два и он мужчина, — бросил профессор. — Если ты жалуешься на боли в груди, это скорее всего капризы. А если он жалуется на боли в груди, того и гляди помрет. Валер, слышишь? Медленно открой дверь, медленно встань, возьми аптечку, а в ней нитроглицерин... Еще двадцать минут, пока приступ не окончился, профессор разговаривал со мной, а прежде чем повесить трубку, взял с меня слово назавтра же пойти к кардиологу.

И я пошел к кардиологу. Кардиолог велел мне регулярно пить бетаблокаторы, и вот я уже десять лет пью их регулярно. Велел пить статины, чтобы понизить уровень холестерина в крови, и я десять лет пью статины, несмотря на то, что они стоят как крыло от самолета. Велел заниматься спортом и я за десять лет не пропустил ни одной недели на боксерском ринге. Я принял все новшества, которые доктор велел мне ввести в свою жизнь.

Но я ни от чего не отказался. Доктор велел бросить курить — черта с два, я курю. Велел не пить красного вина, ну и что вы думаете? Велел не есть красного мяса, но не бывало еще случая, чтобы, выбирая между рыбой и стейком, я выбрал рыбу. Никакого объяснения, кроме «Панюшкин, ты идиот», я не нахожу. Где-то в глубине моей души сидят чертовы мушкетеры и требуют бургундского. А еще глубже под ними сидит совсем уже питекантроп и требует красного мяса.

Один день

Единственная разумная реформа, которую к пятидесяти годам я сумел провести в своем отношении к собственному здоровью, заключается в том, что я научился болеть один день. Если мне плохо, то я позволяю себе болеть сутки.

Могу пролежать сутки с высокой температурой и даже ныть, что чай, который приносит мне на одр жена, недостаточно сладкий. Могу скулить и просить, чтобы меня жалели, сходили для меня в аптеку, принесли мне теплый свитер или плед.

Но только одни сутки. На следующий день я встаю и продолжаю функционировать, даже если температура на второй день ничем не отличается от температуры первого дня.

Целый день я могу посвятить посещению врачей. Отменить все дела, объяснить коллегам, что мне надо к доктору, пойти к терапевту, от терапевта быть направленным на УЗИ сосудов шеи, после УЗИ заглянуть к кардиологу... Но если обследований необходимо столько, что им нужно посвятить больше одного дня, то скорее всего визиты к врачам, не уместившимся в один день, будут перенесены мною на неопределенное время. Это глупость. Это неразумно. Абсурдно бросать дело на половине, чтобы месяц спустя, когда припечет, начинать все с начала. Но проклятые Д’Артаньян, Соколиный глаз и капитан Флинт внутри меня не позволяют мне вести себя разумно.

Уже много лет я пишу о людях, которым нельзя вести себя так, как веду себя я, человек пока относительно здоровый. Я пишу о людях, больных раком. И я вижу, что дети и женщины болеют относительно разумно, а мужчины — нет.

Наверное, многие, как и я, научаются есть таблетки. Но редко встретишь мужчину, который отказался бы от вредных привычек.

Наверное, многие, как и я, понимают, что серьезная поломка в организме требует серьезной починки, осуществляемой специалистами. Но я редко встречаю мужчин, которые не пинали бы колесо.

И наконец, я представить себе не могу, как мужчины в Гематологическом центре, подопечные «Фонда борьбы с лейкемией» (www. leikozu. net), о которых я пишу каждую неделю, лежат там месяцами и годами. Как выдержать год в больничной палате, если прежде ни разу во взрослой жизни не позволял себе болеть дольше одного дня?

Сергей Коршиков

Сергей рассказывал мне, что прежде, чем заболеть раком крови, не болел вообще ничем. Ну, то есть болел, наверное, но всякий раз, чувствуя недомогание, просто принимался за работу и работал до тех пор, пока болезнь, грипп или простуда, не выходила сама собой вместе с трудовым потом.

Сергей крестьянин. Большой сильный мужчина с Кубани. Днями работал на тракторе, вечерами — в собственном огороде. Симптомов рака крови — слабости, синяков, головокружения — не замечал до тех пор, пока болезнь буквально не свалила с ног. Но даже длительное и тяжелое лечение ничему всерьез Сергея не научило. Он чуть не умер от грибковой пневмонии после трансплантации костного мозга. Трансплантация прошла успешно, но его предупреждали о возможности серьезных осложнений. Однако, когда поднялась температура, Сергей принял жаропонижающее, чтобы никого не беспокоить. А четыре часа спустя принял жаропонижающее снова. И так принимал раз за разом, пока жаропонижающее не перестало действовать. И только тут пожаловался врачу.

Я спрашивал Сергея, почему он сделал такую глупость, а он только пожимал в ответ плечами — привычка.

Михаил Сафронов

Михаил, пока болел острым промиелоцитарным лейкозом, полностью пересмотрел свою жизнь. Был охранником, но за время болезни получил высшее образование и стал историком, учителем и исследователем. Жизнь Михаил пересмотрел, а отношения к собственному здоровью практически не пересмотрел. Смеется над собой, понимает, что глупо — но разумно отнестись к собственному здоровью не может.

Лейкоз у Михаила был сложным, рецидивировал, то есть вернулся и пришлось лечиться дважды. Потребовалась трансплантация, поиск донора, огромные деньги. Это Михаила спасло, но обращаться к людям за помощью он до сих пор не может.

— Как? — спрашиваю. — Совсем не можете ни о чем попросить?

Михаил смеется:

— Ну, не совсем. Пост в соцсетях с просьбой о помощи написать могу. А попросить человека о помощи лично совсем не могу, хоть режьте.

Вадим Дзукгоев

Самая трогательная история у Вадима. Я навещал его в палате, кажется, на наиболее тяжелом этапе лечения. Вадиму было так плохо, что он молча лежал на койке и смотрел с потолок. И лицо имел цвета крафтовой бумаги.

Сотрудницы Фонда борьбы с лейкемией вызнали как-то, что до болезни Вадим был заядлым спартаковским болельщиком. Чтобы развеселить больного, они попросили спартаковского вратаря Артема Реброва прийти к Вадиму с подарком. Ребров пришел, протянул Вадиму мяч с автографами всех игроков команды и пожелал выздоровления. А Вадим взял мяч, тихо поблагодарил и отложил в сторону. И я про себя тихо злился на своих сотрудниц. Какие подарки? Какие мячики? Человеку нужны лекарства, а не сентиментальные знаки внимания.

Год спустя я случайно встретил Вадима на улице. Он был здоров. Красивый молодой мужчина в хорошем костюме. Рассказал, что недавно нашел новую работу, лучше прежней. Поблагодарил за помощь. И добавил:

— Особенно меня поддержало, когда пришел Артем Ребров и подарил мяч. Это как будто бы... ну, я не знаю... как будто бы мне дали надежду, а не мяч.
— Но ты же даже не посмотрел на него.
— У меня не было сил посмотреть. И не было сил выразить радость. Но мне было так радостно.

После этого разговора я навсегда перестал считать усилия девушек-волонтеров сентиментальными глупостями. Просто мужчины не умеют болеть как следует. И лучше бы нам научиться болеть у детей и женщин.

Полушин Олег

Сейчас на попечении фонда находится Олег Полушин из Кирова. В 2017 году у Олега диагностировали миелоидный лейкоз в хронической фазе. С тех пор он постоянно находится в состоянии непрекращающегося лечения. Врачами испробовали все возможные варианты лечения, но должного эффекта получить не удалось. Встал вопрос о проведении трансплантации костного мозга. Провели типирование брата, который оказался совместим с Олегом всего лишь на 30%: этого совпадения недостаточно для проведения успешной пересадки костного мозга. В Российском регистре неродственные совместимые доноры отсутствуют. Остается одна надежда на зарубежный регистр.

Немецкий регистр выставил счет на 23 тысячи евро. Чтобы начать поиск донора в зарубежном регистре, необходимо внести аванс. А чтобы состоялась заготовка костного мозга, в случае удачного поиска, нужно оплатить весь счет. У Олега и его семьи таких денег нет. И времени тоже нет. Помогите Олегу и его семье.

Борис Белкин, психиатр, директор Клиники постсрессовых состояний

Как могут одновременно сочетаться такие вещи, как восхождения на Эверест в тяжелейших условиях кислородного голодания и низкой температуры и ощущение того, что весь мир накрывает черная дыра и рядом стоит старуха с косой, когда в домашних бытовых условиях мужчина вдруг валится с ног в теплую постельку со страшной температурой тела в 37.2? Существует такое понятие, как «мужской грипп», и оно на самом деле вполне себе интернациональное. Этому феномену есть научное объяснение и не одно. В действительности, любые респираторные заболевания поражают мужчин сильнее, чем женщин. Это происходит из-за физиологической разницы между мужчинами и женщинами. У мужчин иммунная система слабее женской, мужчины уязвимее и восприимчивее к этим заболеваниям, хуже переносят симптомы. И, как правило, мужчин чаще госпитализируют по жизненным показаниям, и смертность выше именно в мужской группе из-за повышенного риска осложнений. Было проведено несколько исследований на мышах и людях, в различных университетах. Нет, не «британские учёные», а в этот раз Канада и Гонконг. В них было показано, что гормональные различия между «М» и «Ж» обуславливают лучшую защиту у женщин от гриппа и его последствий. Также было показано, что, как правило, у женщин лучше формируется иммунный ответ на вакцины. Одно из предположений, почему так происходит — более высокий уровень тестостерона у мужчин может подавлять адекватный иммунный ответ. Однако именно же этот гормон и позволяет, по мнению многих ученых, переносить физическую боль мужчинам лучше, чем женщинам. И именно он толкает мужчин в различные экстремальные ситуации, не всегда заканчивающиеся удачно.

Камилла Шамансурова, онкопсихолог

Отношение мужчины к болезни — тем более такой серьезной как рак — зависит от доступа к информации и насыщенности информационного поля (в больших городах и деревнях представители «сильного пола» болеют по-разному). Конечно, так называемые культурные аспекты («мужчины не плачут», «всегда платят сами», «не просят о помощи») влияют на восприятие диагноза. Но тут скорее правильнее говорить о том, что они сложнее понимают свои эмоции, не всегда умеют их правильно выражать. Кроме того, мужчины часто решительно принимают какую-то стратегию и действуют согласно выбранному плану. Шаг вправо, шаг влево (получение второго мнения, смена врача или протокола лечения) вызывает большую тревогу и сопротивление, чем эта же ситуация у женщин. Четкое проговаривание, планирование, озвучивание предполагаемых чувств сильно облегчат взаимодействие с системой. Вообще говорить о гендерных особенностях принятия болезни сложно. Все зависит от индивидуального настроя. Кто-то привык справляться самостоятельно, кто-то уходит в детскую инфантильную реакцию («Я даже не знаю, какой у меня диагноз, прихожу-лечусь, жена дома таблетки выдает»). Но это не типично мужское, это характер защиты психики. Мужчины очень боятся инвалидизации, особенно связанной с потерей возможности деторождения или сексуальной дисфункцией, боятся потерять свой социальный статус и возможность обеспечить семью достатком. Вот в этом вопросе как раз можно говорить о том, что для мужчин — это главные страхи и риски суицидального поведения в этом случае значительно повышаются.

Что касается самоубийств из-за онкологического диагноза, то по зарубежной статистике, мужчины более решительны в этом вопросе. Они реже просят помощи и говорят о своих эмоциональных трудностях. Женщины чаще подают сигналы, что им плохо, и успевают попасть к помогающему специалисту. Главная мотивировка у мужчин: не причинить неудобства семье.

Владимир Протасов, терапевт, клиника «Чайка»

Говоря о среднестатистическом представителе мужского пола, стоит отметить, что мужчины в отличие от женщин реже обращаются за медицинской помощью, это неоспоримый факт. Зачастую инициатором визита к врачу является женщина из его окружения, что мужчина предпочитает не скрывать, а иногда нарочито подчеркивает, придавая формальность такому визиту. Им требуется четкое понимание направление дальнейших действий в лечении, диагностике и т. д. Мужчины менее привержены лечению, склонны прекращать лечение, как только уменьшатся симптомы.

Мужчины более подвержены риску сердечно-сосудистых заболеваний. Женщин до поры до времени «бережет» эстроген. Однако гендерные различия сердечно-сосудистой заболеваемости связаны не только с половыми гормонами, в «копилку» глобального сердечно-сосудистого риска у мужчин также можно отнести другие более распространенные факторы: курение, повышение концентрации холестерина и мочевой кислоты, повышенное употребление соли и неправильное питание.

Текст: Валерий Панюшкин, специально для Men’s Health