Изоляция как спасение
История женщины, которая провела в стерильном боксе полгода
Наталье Бородуле 32 года. В общей сложности без общения с кем-либо, кроме врачей и мамы, она провела два года. Сейчас она живет в Брянске, в частном доме, где у них с мамой есть небольшое хозяйство — куры, утки, огород. Наталья рада каждому дню своей все еще тихой и размеренной жизни. Но через год, она уверена, с нее снимут инвалидность, и она снова сможет работать. И тогда она наверстает все те годы болезни и изоляции. Эти годы стоят возможности жить.
Не просто так
Уверена, что все началось задолго до появления первых симптомов. Мы с семьей жили в поселке Навля, это Брянская область. Я закончила университет МВД и с 18 лет работала в управлении судебных приставов. Напряжение там чудовищное, но главное — я и дома не могла отдохнуть. Мама у меня пенсионерка, а папа в 54 года стал инвалидом — у него парализовало правую сторону. Сначала мы надеялись на выздоровление, но потом его разбил паралич еще два раза, а рана на ноге спровоцировала развитие трофической язвы. Началась гангрена, и ногу пришлось ампутировать. К сожалению, ткани второй ноги были уже поражены. Папа гнил заживо целый год, а мы ничего не могли для него сделать. Он умер от боли. А через полтора месяца я почувствовала сильную слабость…
Простуда, которая убивала
Мне было 27 лет. В середине июля у меня появились симптомы ОРВИ — слабость, насморк, боли в горло. Я обратилась в нашу больницу, но врачи не придали особого значения моему состоянию — назначили стандартные препараты, и все. Я пропила курс, но легче мне не стало. Я старалась забыться после папиной смерти и не обращала внимания на себя. Однако в октябре наступил момент, когда мы с мамой запаниковали — у меня стали отслаиваться десны. Мы приехали в областную стоматологическую клинику, но я уже практически не могла ходить. Врачи, увидев мое состояние, испугались и вызвали «скорую». Меня привезли в областную больницу и впервые за все это время взяли кровь. Когда пришли результаты, ко мне тут же вызвали гематолога. Диагноз был поставлен сразу — лейкоз. Рак крови.
Уйти, но вернуться
Лечение я проходила в Брянске, но протокол утверждали в Москве. После третьей химиотерапии у меня остановилось сердце. Я не понимала, что со мной происходит. В какой-то момент, видимо, мозг заработал, и я попыталась встать, но тело не слушалось. Я постаралась успокоиться и расслабиться. Когда я пришла в себя и увидела врачей рядом, то сразу поняла, что чуть не умерла.
Я не могла говорить, но приложила все силы, и еле выговорила «спасибо!».
Потом я почувствовала дикую боль в груди и в носу — я не могла дышать. Тогда я впервые заплакала — это было очень страшно. Оказалась, что у меня в носу развился стафилококк и он буквально разрушил переносицу. Остановка сердца спровоцировала сбой давления, а он уже, в свою очередь, перелом переносицы — точнее, того, что от нее осталось. С того дня я больше никогда не спала во время капельниц. Во сне невозможно следить за своим состоянием.
Готова жить
Поиск донора начался после четвертой химиотерапии. В русском регистре подходящего не оказалось, и тогда отправили запрос в международный. В итоге нашли того, кто подходил мне на 100% — молодой парень из Англии, ему был лишь 21 год! Я была счастлива. Но дальше нужно было оплачивать сбор материала и перевозку к нам. А денег у нас уже не осталось…
Одна из наших односельчан, которая тоже, как оказалось, пережила лейкоз, посоветовала обратиться в фонды. Благодаря Фонду Борьбы с Лейкемией мне вылечили стафилококк — в Москву на пересадку я приехала с этой инфекцией, а препарат, который принимать нужно было длительное время, стоил немаленьких денег.
Период изоляции
Наконец, через год после постановки диагноза мне сделали трансплантацию костного мозга. После пересадки начался период изоляции — я жила в отдельном стерильном боксе, куда никого не пускали.
Бокс был небольшой: примерно 3 на 3 метра. Там никогда не открывают окна, есть специальная вентиляционная система, душ и стоят две кровати (для пациента и ухаживающего родственника). Но я не хотела, чтобы мама видела, как мне плохо, и потому разрешила ей приехать только, когда меня выписали. Мы с ней переехали в съемную квартиру недалеко от Гемцентра, чтобы я приходила в дневной стационар.
Весь медицинский персонал в отделении трансплантации ходит в специальной форме (бахилы, шапочка, маски), везде стоят санитайзеры. В таком виде ко мне в бокс приходили врачи и медсестры, в таком виде нянечки привозили еду. Стирать одежду приходилось самой. Но все всегда берут с собой целый чемодан одежды. Его хватает. Вначале после трансплантации было так плохо, что я вообще не думала об общении. Мучили головные боли, была сильная слабость, и я в основном спала. Потом выручали видеочаты с друзьями.
Вскоре врачи отпустили нас домой — это было настоящее чудо, я наконец-то вернулась в родные стены! Но и дома мне все равно нужно было поначалу ограничить общение. Я человек дела — не сомневалась. Надо так надо. Жизнь стоит того! Я ни с кем не встречалась — разговаривала по телефону и видеочатах. Привыкла. Однажды друзья сделали мне сюрприз: разрисовали мой забор — было очень приятно! Меня помнят и любят — я это знала.
Моя история дала мне понимание истинных ценностей, и я хочу, чтобы каждый человек открыл глаза и увидел все то, что на самом деле важно. Если бы не тот парень, англичанин, я бы, вероятнее всего, не выжила. Мы все можем помогать друг другу и совершенно неважно — знакомы мы или нет.
В новых обстоятельствах
Наташа выздоровела благодаря трансплантации костного мозга. Сейчас — из-за закрытия границ — все пересадки от зарубежных доноров приостановлены. Пересадки от родственников — родителей, детей, братьев, сестер — единственный шанс для тех, кто лечится от рака крови сейчас. Однако, если донор совпадает не полностью, его клетки нужно специальным образом подготавливать. Для этого нужно специальные системы.Помогите купить их для подопечных Фонда, чтобы они получили шанс победить рак
Мария Томич для «Домашний очаг»
